Средневековье[История] 2025-08-03 02:53
Смеялись ли в средние века над толстяками?
В Средние века толстый человек редко подвергается унижению. Насмешки и оскорбления посыпятся на него позже. Конечно, слова «бешенство глотки» и «проглот» имеют отрицательную окраску. Но даже в подобном случае речь идет не столько о внешности, сколько о неумеренных желаниях, о лихорадочном потреблении, а не о телосложении.
Символом обжорства становится глагол «лизать» (lécher), и обжор начинают называть «лизунами» и «лизуньями»: опять мы видим, что речь идет о поведении, а не о фигуре, то есть излишняя полнота не считалась позором. Впрочем, очень быстро начинает критиковаться аппетит как таковой, влечение, эротический интерес — иначе говоря, моральная сторона, а не линии тела. Оскорбление «лизун» бросается мужчине, сожительствующему с замужней женщиной, в прозаическом «Ланселоте», тексте из цикла о короле Артуре. В прологе то же оскорбление адресовано и Гавейну — таким образом разоблачается его чрезмерная склонность к любовным похождениям и получению разного рода удовольствий. Здесь, в первую очередь, важен выход за рамки нормы поведения в плане отношения к вещам и людям, а не физическая характеристика.
Сюда же следует отнести и старофранцузские слова cras и crais, вероятно отдаленно связанные с полнотой и жиром. Однако здесь преобладает отвращение к мерзости, а не неприятие тяжеловесного: по уверениям Николь Гонтье, подробно изучившей средневековые оскорбления, в данном случае по-прежнему видны моральные аллюзии, а не критика внешнего вида.
Тем не менее «излишняя полнота» может пошатнуть престиж «просто полноты»: «огромное» граничит с «безобразным», с физической неуклюжестью. Эта грань условна и нигде не указывается с большей или меньшей точностью, разве что на нее едва намекается в латинских хрониках XII века, где различаются понятия pinguis («толстый») и praepinguis («очень толстый»). У излишней полноты существуют последствия: толстому человеку невозможно сесть на лошадь, ему трудно передвигаться, он не может совершать какие-то действия, в особенности «воевать», — например, так было с Филиппом I, что в конце XI века описал Ордерик Виталий. Патология налицо. Эта безобразность существовала всегда, и на нее неизменно обращали внимание. Угнетенное состояние, вызываемое чремерной полнотой, создавало образ излишеств: подобное ожирение затрудняло подвижность вплоть до полного ее прекращения. На первый план выходят физический дискомфорт, проблемы при движениях, и если умеренная толщина ценится, то чрезмерная осуждается.
Старинные хроники рассказывают о чрезвычайно толстых властителях мира сего и о том, что с ними в связи с этим происходило: Вильгельм Завоеватель был так толст, что около 1087 года французскому королю сообщили, что английский король, похоже, беременный; чрезвычайное ожирение Людовика Толстого в 1132 году вызвало болезнь, в результате которой «он неподвижно лежал на кровати», а «ужасная полнота» французской королевы Берты в 1092 году послужила поводом для развода. В хрониках описаны также несчастные случаи и смерти, вызванные ожирением: например, гибель Вильгельма Завоевателя в 1087 году или смерть Людовика Толстого в 1135-м. Об этом говорится лишь намеками, описания полны неточностей, и тем не менее логика хронистов, рассказывающих об этих «излишествах», не вызывает сомнений.
Весьма характерна с этой точки зрения смерть Вильгельма Завоевателя, пусть хронисты и не уверены в ее обстоятельствах: то ли он упал с лошади и ударился о переднюю луку седла в бою при Нанте в июле 1087 года, то ли причиной смерти стала летняя жара — мнения расходятся. Однако в обоих случаях накопленный в теле жир мог расплавиться. На саване остались жирные следы, как от масла, сливок или студня. Таким образом, Вильгельм Завоеватель мог быть «затоплен» изнутри разложившимися веществами. Практически такой же была смерть Людовика Толстого в 1135 году. Сорокашестилетний король не мог больше сесть в седло: в расцвете лет он получил прозвище Толстый, подтверждавшее его явную физическую слабость.