Средневековье[История] 2025-07-12 02:48
Каким бы иерархичным ни было средневековое общество и как ни сильны были в нем политические и церковные авторитеты, легко заметить, что свою роль играло и общественное мнение, что проявлялось оно нередко и что, угождая ему, индивиды и группы старались на него ориентироваться. Притом существовал класс людей, которые по своей профессии не могли оставаться в стороне от водоворота течений, вызванных теми или иными частными или коллективными интересами: это были жонглеры — авторы и распространители пропагандистских и полемических сочинений.
К XIII веку политические власти уже давно поняли значение симпатии народов к своим правительствам: не всего можно добиться силой. Англо-норманнские монархи еще в XII в. догадались использовать историю, пишущуюся по их заказу, как средство завоевания умов. Разным Басам и Бенуа де Сент-Морам они велели восхвалять первых герцогов своей династии, а став королями Англии, понудили Уильямов Малмсберийских, Генри Хантингдонов, Жоффруа Гаймаров в своих сочинениях воспевать тех английских королей, которых сами вытеснили, но лучи славы этих королей могли пасть и на их особы с тех пор, как они, по их утверждению, стали законными наследниками прежних властителей. Их ловкие намерения были настолько понятны искушенным людям, что в самой Англии некий Гальфрид Монмутский состряпал свою «Историю королей Британии» с аналогичными целями — напомнить Генриху I, нормандскому королю Англии, о правах племени бриттов, первых обитателей этой земли, выжитых с нее англосаксами.
Подобным же образом в конце века партия, боровшаяся в Англии с королевской властью за права и привилегии независимой церкви, подтолкнула француза Гверна из Пон-Сент-Максанса написать «Житие Томаса Бекета», чтобы эту книгу читали вслух паломникам, внушая им принципы религиозной политики, которые отстаивал архиепископ-мученик. Во Франции весь XII век короли старательно утверждали в общественном мнении идею, что они, Капетинги, — законные наследники каролингских императоров, помещая тем самым свою династию под покров громкого имени Карла Великого.
В самом Париже около 1250 г. живой интерес населения к злободневным проблемам можно заметить по множеству мелочей. Квартал у Малого моста был неким подобием манежа. Среди жонглеров, привлекавших внимание прохожих, были не только исполнители жест или артисты с обезьянами, которых уставы избавляли от дорожной пошлины за кульбит дрессированного животного или за декламацию лессы: были и такие, что встревали во всё, что возбуждало в тот момент страсти толпы, для чего распевали или декламировали унылые жалобы, апологетические поэмы и памфлеты. В начале века Уильям Лоншан, в отсутствие Ричарда Львиное Сердце бывший регентом Англии, пригласил жонглеров из Франции, чтобы те пели ему хвалу на городских площадях. В самой Франции жонглеры подобным образом обрабатывали общественное мнение в пользу какого-либо человека, чьего-либо дела, какой-либо идеи, а порой и против тех или иных людей или идей.
Их насмешливая критика часто была беззлобной, кого-то они поддразнивали лишь в силу своего характера. Они потешались, например, над осевшими в городе бретонцами за то, что те коверкают французский язык, за их детскую и упорную веру в возвращение короля Артура, за их манию ссылаться на бесчисленную родню, за распространенное среди них непрезентабельное ремесло изготовителей метел. Такие шутки не были ядовитыми и не влекли особых последствий (однако шуток обратной направленности не было: жонглер, который бы высмеял во Франции французов в пользу бретонцев, рисковал остаться без ушей, и жонглеры это прекрасно знали).